Есть такие моменты, которые невозможно забыть. Они въедаются в тебя, становятся плотью и кровью. Они преследуют. Их не забыть.
Как тот момент в "Зорях", когда Соня Гурвич говорит другу, что немцы взяли Киев. И он растерянно снимает очки, и дужка цепляется за ухо.
И Любушка в "Офицерах", её расплющенное о стекло лицо, искажённое мукой. "Танкист. Документов нет". А это её Егор...
И Сотников, идущий к висилице.
И страшные, безумные и совершенно взрослые глаза мальчика Флёры из "Иди и смотри".
И монолог старшины Васкова перед нацистами. С крестом за спиной.
А ещё - "Командир, я сел".
А ещё... очень много.
Теперь ещё Лавра из "Эшелона" - встрёпанная, потрясающая кулаками, стоящая во весь рост под осколками и пулями. "Что же ты делаешь, сволочь! Тут дети, сволочь! Ты видишь, сволочь?.. Сволочи!.."
У меня всё ещё мурашки бегут по телу. Я не могу её забыть.
Не могу, как все эти цветные и чёрно-белые кадры, как свои собственные сны. Сны, где я бегу по улице за рядами ополченцев, чтобы в последний раз увидеть любимое лицо. Сны, где за моей спиной хлопает санитарная сумка. Сня, где над Ленинградом встаёт кровавое зарево и мертвенно-бледное перекрестье прожекторов.