Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово страх...
Руки исцарапаны терниями, глаза ослепли от света звёзд.
В комнате одуряюще пахнет пионами, которые стоят в китайской вазе, наклонив огромные жемчужно-розовые головы на тонких стеблях.

А ещё пахнет клубникой. Сладко, не просто сладко, а головокружительно сладко. как будто эти мелкие ягодки впитали в себя запах травы и росы, всей той прелести, которую излучают солнечные полянки за много километров от города.

Июль, дорогие мои.
Где-то там, в сотне километров к югу, шепчутся между собой тонкие гибкие берёзки, лепечут о чём-то своём птицы, кивают яркими головками цветы. Воздух пахнет зноем и свежестью одновременно. Над прудом кружат сонные, отяжелевшие от жары стрекозы, хлопает колючими ладонями ель, мелко дрожат испуганные осины.
Там - часть моего сердца. Навсегда.
В этом лесу с его страшными ночными шорохами, в догорающих кострах, пыльных просёлочных дорогах - я. На скрипучих подгнивших деревянных мостках нитки моей льняной юбки, а старый пруд ещё помнит моё отражение.
Я обязательно приеду.
Приеду, чтобы вставать по утрам с восходом солнца, заходить по пояс в траву, бежать под крупным дождём, пытаясь на ходу подхватить намокший подол юбки, что хлопает за спиной и липнет к ногам. Приеду, чтобы носиться на велосипеде по просёлку, вдоль заброшенных домов, падать в душистую траву полей и смотреть в огромное, безграничное небо, где звёзды, что ослепили меня когда-то своим светом.
Я приеду.
В комнате одуряюще пахнет пионами, которые стоят в китайской вазе, наклонив огромные жемчужно-розовые головы на тонких стеблях.

А ещё пахнет клубникой. Сладко, не просто сладко, а головокружительно сладко. как будто эти мелкие ягодки впитали в себя запах травы и росы, всей той прелести, которую излучают солнечные полянки за много километров от города.

Июль, дорогие мои.
Где-то там, в сотне километров к югу, шепчутся между собой тонкие гибкие берёзки, лепечут о чём-то своём птицы, кивают яркими головками цветы. Воздух пахнет зноем и свежестью одновременно. Над прудом кружат сонные, отяжелевшие от жары стрекозы, хлопает колючими ладонями ель, мелко дрожат испуганные осины.
Там - часть моего сердца. Навсегда.
В этом лесу с его страшными ночными шорохами, в догорающих кострах, пыльных просёлочных дорогах - я. На скрипучих подгнивших деревянных мостках нитки моей льняной юбки, а старый пруд ещё помнит моё отражение.
Я обязательно приеду.
Приеду, чтобы вставать по утрам с восходом солнца, заходить по пояс в траву, бежать под крупным дождём, пытаясь на ходу подхватить намокший подол юбки, что хлопает за спиной и липнет к ногам. Приеду, чтобы носиться на велосипеде по просёлку, вдоль заброшенных домов, падать в душистую траву полей и смотреть в огромное, безграничное небо, где звёзды, что ослепили меня когда-то своим светом.
Я приеду.