Все мы гении. Но если вы будете судить рыбу по её способности взбираться на дерево, она проживёт всю жизнь, считая себя дурой.
(с) А.Эйнштейн, взято со страницы актрисы Театра Дождей Виктории Александровой

Странно, почему я, прочитав эту мысль сразу подумала о Д.? Д. - моя давнишняя подружка, и сейчас мы совсем не общаемся. Д. - удивительный человек. Она летит по жизни, как стрела, постоянно меняющая оперение и траекторию полёта. Не знаешь, совершенно не представляешь, что и где случится с Д. в следующий раз.
Я не могу писать о самой Д.: она была слишком разной в каждой период её жизни, чтобы можно было её описать. В ней как будто уживались тысячи разных людей, причём именно живых, искренних людей, а не масок. Раздвоение личности? Размножение личности, я бы сказала!
Дом Д.: первый этаж обыкновенной блочной новостройки. Прихожая, из темноты которой таращатся пустыми, страшными глазами африканские маски. Д. всегда просит немного подождать, чтобы она успела запереть собаку где-нибудь. Нет, собака не злая, просто у неё дефицит общения, и она немного нервная.
Комната Д.: маленькое, узкое пространство, хуже каморки Раскольникова. Эта комната тесна Д., это замечает каждый, кто входит к неё. На стенах выцветшие, побуревшие обои, ковёр; у стены пропылённая тахта. Никогда и ни у кого больше я не видела такого беспорядка. Это не беспорядок, это хаос, из которого вроде бы должно что-то родиться, какое-нибудь хтоническое чудовище, но его пока нет. Бродит где-то, среди этих полок. На письменном столе Д. - гора разнообразных вещей: от книг и журналов до сумки и колготок. Как она делает уроки, не представляю. Разгребает местечко посередине этого завала? У окна пустой стеллаж. В этом вся Д.: если где-то полно, то где-то должно быть пусто.
Мы с Л. и Шись начинаем уборку. Это я сейчас понимаю, что убирать в чужой квартире неприлично. Тогда мне казалось, что по-иному и быть не может. Стеллаж заполняется, стол пустеет. Внезапно кто-то из нас случайно задевает непонятный ящик, покрытый слоем пыли. Крышка с ящика сдвигается, и по комнате ползёт отвратительный запах тухлятины и гнили.
- Что это? - в ужасе спрашиваем мы.
Оказывается, что аквариум с рыбками. То есть уже без рыбок. Последняя умерла полгода назад, и Д., не долго думая, просто накрыла аквариум картонкой и водрузила сверху клетку с попугаем. А сейчас мы нарушили хрупкое равновесие. Осторожно - не дай бог разлить! - мы с Л., щурясь от отвратительного запаха, выносим гроб, виновата, аквариум на площадку, спускаемся по лестнице и выходим во двор. Всё это мы выливаем на помойке. Мы бы с радостью оставили там и аквариум, но Д. не разрешила. Несём обратно. Люди оглядываются.
Д. улыбается, как будто всё нормально. Пока мы с Л. отмываем многострадальный аквариум и протираем одеколоном руки, у Д. уже готова какая-то еда для нас. У неё всегда всё готово. Однажды мы пришли к ней продрогшие, в такой дикий мороз, когда занятия в школе отменили. И Д. поила нас чаем, и делала бутерброды с сыром. Сыр - плавленый - был с разными вкусами, и она подписывала каждый бутерброд. Д. могла последнее отдать. Что в её комнате нашёл, то и бери, если хочешь.
То, что происходило у неё дома, всегда было так приятно, так уютно и по-домашнему. Мы красили глаза из одной палетки, ели мороженое, лёжа на полу, и смотрели ужастики. А С. каталась на самокате брата Д. по коридору.
Мне не жаль, что это время ушло. Так и должно быть, наверное. Не скажу, что Д. не дорожила нами. Дорожила тогда, в той ситуации, Но потом у неё появились другие заботы и знакомства. Я не обижаюсь на неё. Где же это было: "Обижаться на неё всё равно, что обижаться на дождь, что он тебя вымочил"? Просто мне и стреле Д. теперь не по пути. Куда она летит сейчас, не знаю. У неё своя траектория, у меня - своя.
И всё же я благодарна Д. Я люблю Д. Люблю, как часть своего прошлого.