Вчера я была на спектакле "Эшелон" Театра Дождей и не могу отойти от него до сих пор. Это лучший спектакль из всех, когда-либо виденных мною. Когда я вышла из зала, у меня тряслись руки. Теперь я понимаю, о каких спектаклях Наталья Гундарева говорила: "На них приходят не отдыхать, а работать".Начнём, конечно, с зала. Уютный маленький дворик на Фонтанке, бывший красный уголок РЭУ. Недаром "Эшелон" идёт только в самом театре - в тесном маленьком зальчике на 55 человек. Соприкасаясь локтями с другими зрителями, чувствуя, как их трясёт от волнения, как будто действительно переносишься туда, в далёкий сорок первый и едешь с ними в эшелоне.
Итак, гаснет свет. Сначала ты ни видишь ничего, кроме тьмы, не слышишь ничего, кроме паровозных гудков и стука колёс. А потом из тьмы выплывает теплушка. Все обитатели этого тесного мирка - женщины и дети - спят крепким, тревожным сном, и только посреди теплушки на табуретке сидит женщина Катя (Елена Кохоновер портрет ). Её глаза полны печали. Она разговаривает со своим мужем, ушедшим на фронт. И вот уже перед нами возникает разбомбленный дом, детский сад, из которого не успели вывести ни одного ребёнка. Катя говорит, её голос плывёт над нами... Потом просыпается весь вагон, начинается обыкновенная жизнь. В тесной теплушке едут эвакуированные москвичи: беременная Тамар, её мать Саввишна и муж Тамары, офицер НКВД Есенюк; пожилая Галина с двумя детьми; немец-доктор; скромная библиотекарша Ива; разбитная парикмахерша Лавра со свекровью-еврейкой... Актёры играют потрясающе, особенно понравилась Елена Кохоновер в роли Кати. В некоторые моменты, когда Катя играла особенно сильную сцену, я ЕДВА СДЕРЖИВАЛА РЫДАНИЯ. Что уж говорить о слезах - их было пролито одинаково много и мужчинами, и женщинами.
Меня до глубины души поразила сцена, когда лейтенант из проходящего мимо эшелона (мы слышим только его голос) просит Катю подарить ему платок, а она, видя его восхищённые глаза, снова и снова вспоминает своего мужа. Потрясает сцена, когда отдают приказ затянуть вагоны колючей проволокой, чтобы на ближайшей станции не заскочили беженцы. И тут выясняется, что Катя ушла менять вещи на продукты. Вагон уже затянут проволокой, эшелон трогается, мы не видим Катю, мы слышим только, как пронзительно зовут её другие эвакуированные, как кричит, надрывая горло, Есенюк. Он перестаёт быть НКВДшником. Он - человек, и мы видим это в каждом его поступке: он уходит на реку ловить раков, чтобы накормить людей, рискуя попасть под суд; выносит на солнышко больную женщину Нину и вот - он кричит, надрываясь, зовёт Катю. И в этот момент мы понимаем, что Катя не успеет. Это самое страшное, что может случиться с ней... и с нами. И тогда я тоже вспомнила свою прабабушку. Как она, с астмой, бежала с полным чайником воды за уходящей теплушкой, в которой сидела моя трёхлетняя бабушка.
Очень сильная сцена, в которой умирает в тамбуре Саввишна, а вагон несётся на огромной скорости, и нет никакой возможности попасть к ней. И тогда Катя, решившись на отчаянный шаг, вылезает из окна вагона и ползёт на площадку... чтобы найти Саввишну уже мёртвой, так и не узнавшей, что у Есенюка и её дочери родился сын.
А другие сцены? Чего только стоит сцена бомбёжки, когда самой отчаянно хочется пригнуться, упасть на пол, а над головой завывают бомбы. И в тот момент Лавра, которая до этого казалась нам легкомысленной пустышкой, выбегает из вагона и, выпрямившись во весь рост под пулями и бомбами, проклинает фашизм... А другая, когда заканчиваются дрова, и отчаявшаяся найти в степи что-нибудь горючее Катя приносит деревянный крест с чьей-то могилы... Особо хотелось отметить задор и буквально читающуюся в глазах волю к жизни Марии в исполнении Софьи Бетехтиной. Очень красивая женщина - Ирина Жаркова, которая играла Саню. И, конечно, блестящий дуэт Александра Макова и Евгении Гришмановской ("Я не люблю, когда мне говорят "Эй!")
Особенно порадовало, что несмотря на то, что весь спектакль на сцене провисел портрет "Вождя народов", в пьесе совсем не было политики, ни обвинений, ни оправданий. Я считаю, это правильно. Недаром в этом спектакле есть герой-НКВДшник, который не предстаёт ни плохим, ни хорошим. Он просто человек.
Это спектакль о людях, о милосердии, о человечности. В нём нет ни одного не то что отрицательного героя, а просто героя, которого можно было бы осудить. Недаром даже пленный немецкий солдат на сцене так и не появляется - мы слышим только его речь.
Во мне, кажется, заговорил голос крови. Я переживала всё это так, как будто всё происходит со мной. И не только потому, что тема Великой Войны для меня священна, но и потому, что Ксения Розова, которая играла Лену, была удивительно похожа на мою покойную прабабушку.
А ещё хочется поблагодарить Наталью Никитину за то, что она всё-таки решила оставить финал открытым (в пьесе Рощина эшелон разбомбили). Она дала нам надежду.
Повторюсь: это самый сильный спектакль, который я видела в своей жизни. Актёров мы вызывали четырежды и даже потом, когда занавес сомкнулся, всё ещё продолжали аплодировать...
Это прекрасно. Я пойду ещё, и ещё, и ещё.

+2