Он шел строго и прямо, ничего не видя, но точно ориентируясь по звуку работавшего мотора. И все стояли на своих местах, и он шел один, с трудом переставляя распухшие, обмороженные ноги.
И вдруг немецкий лейтенант звонко и напряженно, как на параде, выкрикнул команду, и солдаты, щелкнув каблуками, четко вскинули оружие «на караул». И немецкий генерал, чуть помедлив, поднес руку к фуражке.
А он, качаясь, медленно шел сквозь строй врагов, отдававших ему сейчас высшие воинские почести. Но он не видел этих почестей, а если бы и видел, ему было бы уже все равно. Он был выше всех мыслимых почестей, выше славы, выше жизни и выше смерти.
Страшно, в голос, как по покойнику, закричали, завыли бабы. Одна за другой они падали на колени в холодную апрельскую грязь. Рыдая, протягивали руки и кланялись до земли ему, последнему защитнику так и не покорившейся крепости.
А он брел к работающему мотору, спотыкаясь и оступаясь, медленно передвигая ноги. Подогнулась и оторвалась подошва сапога, и за босой ногой тянулся теперь легкий кровавый след. Но он шел и шел, шел гордо и упрямо, как жил, и упал только тогда, когда дошел.
Возле машины.
Он упал на спину, навзничь, широко раскинув руки, подставив солнцу невидящие, широко открытые глаза. Упал свободным и после жизни, смертию смерть поправ.
(Б.Васильев, В списках не значился)

Я не зря начала этот пост с цитаты. Эта сцена для меня в книге самая важная, самая сильная... И ее не было. Это было мое главное разочарование.
Второе разочарование - это само повествование. Когда мы обсуждали спектакль с Ваней, он правильно отметил, что эту повесть вообще сложно инсценировать. Повести о войне вообще сложно перенести на сцену в силу ряда причин, это же не кино, которому присуща "зрелищность", война на сцене должна быть другой. Вот, например, в "Эшелоне" - войны как таковой нет, нет немецкого пленного - только голос, но вот она война - рядом. И от того страшно. В спектакле Театра Суббота повествование кажется каким-то рваным, нелогичным. Отдельные эпизоды, разделенные свистом бомб и грохотом ломающегося кирпича, так и не выстроились для меня в единое полотно. С одной стороны, мне понравилась идея с так называемыми "флешбеками", воспоминаниями главного героя, но танцующие Рио-Риту командиры со сталинским акцентом... Эмммм... Скажем так, я просто не поняла.
Я никак не могу перестать сравнивать "В списках не значился" с "Эшелоном" и осознавать, насколько второй спектакль "мой", а первый - нет.
По сути, "В списках..." - это моноспектакль, все самое главное выпало на долю исполнителя роли Плужникова Папанина (Андрея Панина). И он вроде бы был в начале тем самым робким мальчишкой, брошенным в эпицентр страшной войны, но он не становился сильнее, злее, смелее, как это происходило в книге. Наверное, поэтому нет и финальной сцены... Потому что Плужников в спектакле этого не смог бы сделать.
Финал открытый, нет сцен гибели Мирры и Плужникова, но это не вселяет надежду, а оставляет чувство незавершенности.
Не могу сказать, что первое знакомство с "Субботой" оказалось удачным, скорее - наоборот.
И я не плакала над спектаклем о войне, а такое со мной случается крайне редко.